Ответ Дугина получился немного в стиле Валлерстайна — чтобы либерализм корректно работал (на защиту свобод, а не на их ограничение) — надо,
чтобы вместе с ним на планете существовал где-нибудь оформленный «тоталитаризм» (коммунизм, фашизм или они оба), с которым он борется; а в их отсутствие он сходит с катушек и начинает сам перерождаться в тоталитаризм — либо, в версии АГД, «открывать свою подлинную тоталитарную сущность». Тут рядом ходит известный дискурс про «свободу от и свободу для», с которым сразу же обозначился Холмогоров.
Я пробую смотреть на это глазами Карлсона — и ничего не понимаю. Когда всякое там начальство — неважно, своё или чужое — начинает учить меня жизни, мой внутренний либерал делает стойку и я говорю: а не пошли бы вы лесом. Но вот начальству вроде бы отбили все руки кого-либо чему-либо учить, и тут вдруг вылезает откуда-то чернокожая лесбиянка и говорит, что теперь начальство это она, а ты, абьюзер, заткнись и обтекай — я говорю ей то же самое. Меня так воспитывали, ещё Вольтер с Дидеротом. Ну то есть не понимаю, почему теперь, раз вместо начальства она, мне нельзя по-прежнему быть либералом, каким я всю жизнь и был с самого рождения.
Если уже смотреть глазами не Карлсона, а Чадаева, то тут ключевая история — как раз в традиции. Ведь коммунизм — это изначально вполне годная идея справедливости, оторванная от традиции и превратившаяся в систему принуждения и насилия. Нацизм — это изначально вполне годная идея «народной общности», оторванная от традиции и превратившаяся в систему массового геноцида и человекоубийства. Как только либерализм оторвали от традиции — вполне себе благопристойной, до некоторых пор — он тоже явил некое человеконенавистническое мурло. Получается, традиция — это такой важный предохранитель, удерживающий любую политическую теорию и основанную на ней систему от впадения в крайние проявления. Ну то есть такие папа с мамой, которые даже если и умерли, перед ними может всё равно становиться стыдно, когда тебя заносит. А убери их — стыдно вообще не становится никогда, ибо стыдиться не перед кем и нечего.
