При изучении русской жизни не сразу замечаешь, быть может, самую главную черту её устройства — взаимосвязь русской религиозности с русской государственностью.
ПОЧЕМУ РУССКИМ УДАЛОСЬ ПОСТРОИТЬ ВЕЛИЧАЙШУЮ ИМПЕРИЮ?
Народный уклад этот — сугубо русское сочетание церковной веры и государственного служения, которое можно выразить евангельской фразой «отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу». Именно то, что русские ставили внутреннюю духовную жизнь, да и свою частную, семейную на первое место, позволяло государству получать спокойных, почти идеальных подданных Государя. Отдавая Богу Богово в первую очередь, русские старались и Государям отдавать всё, что они от них требовали, для построения и поддержания величия России — как часть христианской обязанности, земного патриотического долга.
Таким в отечественной истории и сложился национальный русский характер, который внутренне жил ради будущей жизни, а в земной реальности в основном занимался частными семейными проблемами.
Одно из лучших описаний русского национального характера дал консервативный философ П. Е. Астафьев (1846–1893): «Глубина, многосторонность, энергическая подвижность и теплота внутренней жизни и её интересов рядом с неспособностью и несклонностью ко всяким задачам внешней организации, внешнего упорядочения жизни и соответствующим равнодушием к внешним формам, внешним благам и результатам своей жизни и деятельности. Душа выше и дороже всего: её спасение, полнота, цельность и глубина её внутреннего мира — прежде всего, а всё прочее само приложится, несущественно — таков девиз «святой Руси», предносящийся ей в отличительно русском... идеале «святости» (Астафьев П. Е. Народность и общечеловеческие задачи. М., 1890. С. 26).
Эти внутренние интересы вполне заполняли всё существо русского человека и никак не заинтересовывали его вмешиваться в дела Государя и государства со своими каждодневными «советами» и «голосованиями». Самодержавие позволяло русским людям максимально, по историческим обстоятельствам, конечно, жить частной религиозной и семейной жизнью. Такое очень умеренное, разумное государственничество давало необходимое место как свободе человека от государства, так и не стесняло свободу действия государственной власти вмешательствами народных страстей. Собственно, это примечали ещё славянофилы.
А Константин Леонтьев даже утверждал, что «все большие бунты наши никогда не имели ни протестантского, ни либерально-демократического характера, а носили на себе своеобразную печать лжелегитимизма, то есть того родового и религиозного монархического начала, которое создало всё наше государственное величие» (К. Н. Леонтьев. Восток, Россия и славянство. Т. 1. С. 100). Те же современные неокоммунисты из этих же соображений стараются объявить своих по-марксистски безгосударственных революционеров Ульянова и Джугашвили государственниками, имперцами. Это такая же попытка найти для них лжелегитимистское оправдание, способ подладиться к русской традиции власти. Попытки вполне безнадёжные. В исторической реальности все варианты западной демократии, что либеральные, что социалистические, не соответствуют сложившейся веками психологии взаимоотношений русского человека с русской властью.
Стремление к демократии, борьба за власть как результат человеческих эгоистических хотений всегда кончается узурпацией меньшинством большинства. Тут могут выставляться какие угодно политические посылы. Излюбленный — верховенство или диктатура закона. Мол, закон, поставленный над людьми, может спасти их от общественных нестроений. Но здесь как-то забывается, что любые законы, кроме Божественных, разрабатываются людьми, ими же кодифицируются, и ими же контролируется их исполнение. Человек всегда остаётся первичен по отношению к закону, а значит, в любом отправлении закона продолжают существовать все несовершенства, все слабости и грехи человеческие. Верховенство закона, так же, как и демократия, есть неосуществимая и даже не красивая, но зато весьма кровавая утопия.
На место демократии и закона всегда приходит олигархат, захватывающий власть, и суд, продающий закон оптом и в розницу тем, кто готов платить. Так что либо единоличный христианский Царь, либо множество хитрых, богатых и нехристианских олигархов и таких же законников. Либо, либо...
Желание передать власть некоей массе граждан всегда есть недоверие, прежде всего к человеку, к личности как таковой. Смысл распыления власти между многими может быть объяснён только теоретической мыслью, что многие должны распорядиться властью лучше, чем один. В стиле один ум хорошо, а много лучше. Но для власти значительно важнее цельность воли, а советников найти всегда можно. А вот единой воли у массы быть не может, а она в государственном правлении нужна постоянно, ежеминутно. Здесь волю личности никаким институтом или законом заменить невозможно.
В реальности теоретически разделённая на многомиллионные равные и, соответственно, мизерные части народная власть не может осуществляться гражданами, которые в действительности ни о чём не смогут договориться, а главное, не имеют единой воли действовать строго в одном направлении. И, как следствие, реальная власть в демократии легко «отжимается» у граждан немногими хитрыми, богатыми и сильными, то есть создаётся олигархическое правление. Власть — это, прежде всего, единая воля, а воля одного практически всегда более последовательна, реальна и целеустремлённа, чем несогласованная и атомизированная воля олигархического меньшинства или демократического большинства.
Ограничительные полномочия для власти при демократии всегда ограничивают, ослабляют ответственность власть предержащих. Что может сделать ограниченная власть? Только ограниченные действия, то есть чаще всего недостаточные для достижения нужного результата. Если бы русская традиция взаимоотношения русских людей и русской власти походила бы на западные варианты демократического правления, то никакой Российской Империи никогда бы не случилось. Демократические массы всё время требовали бы решающего участия в государственной деятельности, а ограниченная власть, формально ответственная за результат, обязательно проигрывала бы всем русским соседям. Настоящая власть обладает не только единой волей, но и возможностью распоряжаться народной силой в интересах страны. Если народные силы атомизированы и своенравны, то и власть, как её ни организуй, будет всегда слаба и неэффективна.
Национальная свобода состоит вовсе не в том, чтобы указывать властителям, как им действовать и распоряжаться своей властью, а в том, чтобы совместно достигать требуемого государственного результата. Для этого власть должна быть свободна в своём распоряжении народными силами. А народ, при всём необходимом государственном тягле, должен быть свободен в своей частной религиозной и семейной жизни.
Так почему же русским удалось построить величайшее государство в мире? Да потому что они были правильными христианами и ставили государство на правильное евангельское место, отдавая «кесарево кесарю, а Божие Богу».
